Неточные совпадения
— Мне не
о чем
сокрушаться и утешаться. Я настолько горда, что никогда не позволю себе любить человека, который меня не любит.
— Eh, ma bonne amie, [Э, мой добрый друг (фр.).] — сказал князь с упреком, — я вижу, вы нисколько не стали благоразумнее — вечно
сокрушаетесь и плачете
о воображаемом горе. Ну, как вам не совестно? Я его давно знаю, и знаю за внимательного, доброго и прекрасного мужа и главное — за благороднейшего человека, un parfait honnête homme. [вполне порядочного человека (фр.).]
Евфросинья Потаповна. Да полно ты, перестань! Не
о чем сокрушаться-то!
Мальчишка в одной рубашонке пробегал мимо нее и приговаривал всё одно и то же: «ишь, не поймала!» Старушка эта, обвинявшаяся вместе с сыном в поджоге, переносила свое заключение с величайшим добродушием,
сокрушаясь только
о сыне, сидевшем с ней одновременно в остроге, но более всего
о своем старике, который, она боялась, совсем без нее завшивеет, так как невестка ушла, и его обмывать некому.
Теперь он не знал,
о ком больше
сокрушаться,
о потерянной навсегда дочери или
о Привалове.
— Нет, ибо и того довольно, что вы
о сем
сокрушаетесь.
— «И! — сказал Алексей, — есть
о чем
сокрушаться!
Оставили мы гордое различие, нас толико времени от вас отделявшее, забыли мы существовавшее между нами неравенство, восторжествуем ныне
о победе нашей, и сей день, в он же
сокрушаются оковы сограждан нам любезных, да будет знаменитейший в летописях наших.
Но всего глупее — роль сына Брускова, Андрея Титыча, из-за которого идет вся, эта история и который сам, по его же выражению, «как угорелый ходит по земле» и только
сокрушается о том» что у них в доме «все не так, как у людей» и что его «уродом сделали, а не человеком».
Так, Авдотья Максимовна, отказываясь бежать с Вихоревым, представляет только ту причину, что отец ее проклянет; а бежавши с ним,
сокрушается только
о том, что «отец от нее отступится, и весь город будет на нее пальцами показывать».
И старики — отец и мать ее — по-прежнему будут
о ней
сокрушаться и убеждать ее терпеть!..
Со всем тем Михалевич не унывал и жил себе циником, идеалистом, поэтом, искренно радея и
сокрушаясь о судьбах человечества,
о собственном призвании, — и весьма мало заботясь
о том, как бы не умереть с голоду.
Теперь запричитала Лукерья и бросилась в свою заднюю избу, где на полу спали двое маленьких ребятишек. Накинув на плечи пониток, она вернулась, чтобы расспросить старика, что и как случилось, но Коваль уже спал на лавке и, как бабы ни тормошили его, только мычал. Старая Ганна не знала,
о ком теперь
сокрушаться:
о просватанной Федорке или
о посаженном в машинную Терешке.
— И скажу… всем скажу!.. не спасенье у вас, а пагуба… А Кирилла не трогайте… он, может, побольше нас всех
о грехах своих
сокрушается, да и
о ваших тоже. Слабый он человек, а душа в ем живая…
— Да ведь мне-то обидно: лежал я здесь и
о смертном часе
сокрушался, а ты подошла — у меня все нутро точно перевернулось… Какой же я после этого человек есть, что душа у меня коромыслом? И весь-то грех в мир идет единственно через вас, баб, значит… Как оно зачалось, так, видно, и кончится. Адам начал, а антихрист кончит. Правильно я говорю?.. И с этакою-то нечистою душой должен я скоро предстать туда, где и ангелы не смеют взирати… Этакая нечисть, погань, скверность, — вот што я такое!
Но он и не особенно
сокрушался о малой цене; главное было то, что он нашел, наконец, сам себя, свое призвание и положил краеугольный камень своему будущему благополучию.
— Паче всего
сокрушаюсь я
о том, что для души своей мало полезного сделала. Всё за заботами да за детьми, ан об душе-то и не подумала. А надо, мой друг, ах, как надо! И какой это грех перед богом, что мы совсем-таки… совсем об душе своей не рачим!
Как вспомнит это Марья Петровна да сообразит, что все это она, одна она сделала и что вся жизнь ее есть не что иное, как ряд благопотребных подвигов, так у ней все внутри и заколышется, и сделается она тихонькая-претихонькая, Агашку называет Агашенькой, Степашку — Степанидушкой и все
о чем-то
сокрушается, все-то благодушествует.
— Мы, конечно, — сказала Муза Николаевна, — не столько
о смерти Егора Егорыча
сокрушаемся, сколько
о Сусанне, которая теперь должна везти гроб из этакой дали.
— Вот именно чувствительность! Все меня, знаешь, давит, и в груди как кол, и я ночью сажусь и долговременно не знаю
о чем
сокрушаюсь и плачу.
Школьники не подозревали тогда, что этот угрюмый, никогда не улыбавшийся господин, с журавлиной походкой и длинным носом — сердцем
сокрушался и болел
о каждом из них почти так же, как
о собственном сыне.
— Должно, дрова рубит. Всё
о тебе
сокрушалась. Уж не увижу, говорит, я его вовсе. Так-то рукой на лицо покажет, щелкнет да к сердцу и прижмет руки; жалко, мол. Пойти позвать, что ль? Об абреке-то всё поняла.
Получая письма из дома, от родных и приятелей, он оскорблялся тем, что
о нем видимо
сокрушались, как
о погибшем человеке, тогда как он в своей станице считал погибшими всех тех, кто не вел такую жизнь, как он.
— А я
о себе никогда не забочусь, Татьяна Власьевна, много ли мне нужно? А вот когда дело коснется
о благопопечении над своими духовными чадами — я тогда неутомим, я… Теперь взять хотя ваше дело. Я часто думаю
о вашей семье и сердечно
сокрушаюсь вашими невзгодами. Теперь вот вас беспокоит душевное состояние вашего сына, который подпал под влияние некоторых несоответствующих людей и, между прочим, под влияние Алены Евстратьевны.
— Ну, горе не велико… — утешала Варвара Тихоновна. — Нашел
о чем
сокрушаться! Не стало этого добра… Все равно, женился бы на Фене, стала бы тебя она обманывать.
Он не переставал говорить
о промысле, не переставал заботиться
о хозяйственных делах своих, входил в мельчайшие подробности касательно домашнего управления, не переставал
сокрушаться о том, какие произойдут упущения.
— Знамо, батюшка, глупенек еще, — отвечал Аким, суетливо подталкивая Гришку, который не трогался с места и продолжал смотреть в землю. — Вот, Глеб Савиныч, — подхватил он, переминаясь и робко взглядывая на рыбака, — все думается, как бы…
о нем, примерно,
сокрушаюсь… Лета его, конечно, малые — какие его лета! А все… как бы… хотелось к ремеслу какому приставить… Мальчишечка смысленый, вострый… куды тебе! На всякое дело: так и…
В эту минуту он нимало не
сокрушался о поступке сына: горе все в том, что вот сейчас, того и смотри, поймают парнишку, приведут и накажут.
Дудукин. Да я и не шучу; я вам докладываю сущую правду. Не хорошо, Елена Ивановна, думать и
сокрушаться о том, что было семнадцать лет тому назад; нездорово. Вы много дома сидите, вам нужно развлечение, нужно повеселее жизнь вести. (Взглянув на часы.) Ай, ай, как я заговорился с вами. (Встает, взглянув на камин.) Однако у вас посетителей-то довольно было!
Сначала она уверяла меня, что это так, что это ничего не значит; но скоро в ее разговорах со мной я начал слышать, как
сокрушается она
о том, что мне не у кого учиться, как необходимо ученье мальчику; что она лучше желает умереть, нежели видеть детей своих вырастающих невеждами; что мужчине надобно служить, а для службы необходимо учиться…
Борьба с именем знатного вельможи и богача была невозможна: Мирошев везде проигрывает, и дело переходит в Московский Сенат; но он терпеливо переносит свое горькое положение, грозящее ему совершенным разорением,
сокрушается только
о больной дочери, и то без малейшего ропота на волю божию.
С час времени занимались мы тем, что осторожно охаживали друг друга церемонными словами, ожидая, кто первый откроет настоящее своё лицо, и вижу я — старик ловкий; в пот его не однажды ударяло, а он всё пытает меня: то начальство осудит за излишние строгости и за невнимание к нужде мужика, то мужиков ругает — ничего-де понимать не могут, то похвалит деревенскую молодёжь за стремление к грамоте и тут же
сокрушается о безбожии её и
о том, что перестала она стариков слушать, хочет своим разумом жить.
Напрасно также добрый друг уговаривает его не
сокрушаться, напоминая
о великодушии Юлиана Мастаковича:, это еще более убивает Васю.
«Я тебе, девушка, все открою. Будь что будет, если ты меня выскажешь, а я тоже такая, как и ты, и не весь свой век эту пестрядь носила, а тоже другую жизнь видела, но только не дай Бог
о том вспомнить, а тебе скажу: не
сокрушайся, что в ссыл на скотный двор попала, — на ссылу лучше, но только вот этого ужасного плакона берегись…»
Тут стояла Дева Мати,
Плакала, рыдала,
Сокрушалась и терзалась
О любезном сыне:
«Ах ты, сын, моя надежда,
Исус, сыне Божий,
Где архангел, кой пророчил,
Что царем ты будешь?
Не
о том Манефа заботится, не
о том
сокрушается, что придется перед Москвой ответ держать, зачем допустила жившего под ее кровом рогожского посла погибнуть в пламени; не гнева Патапа Максимыча страшится, не горький, истомный плач безнадежного отчаяния Аксиньи Захаровны смущает ее — болит она сердцем,
сокрушается по Фленушке…
Зачинал было Алексей заводить речь, отчего боится он Патапа Максимыча, отчего так много
сокрушается о гневе его… Настя слушать не захотела. Так бывало не раз и не два. Алексей больше и говорить
о том не зачинал.
— Как люди, так и мы, — ответила Настя. — Нечего
о том
сокрушаться.
Мы
сокрушаемся о том, что не можем уже верить в то, во что верили наши отцы. Надо не
сокрушаться об этом, а стараться установить в себе такую веру, в какую мы могли бы верить так же твердо, как верили наши отцы в свою.
Нужно только бесконечно жалеть и
сокрушаться о том, что есть в жизни народа такие непримиримые положения, когда отдельная личность, даже помимо собственной воли, насильственно принуждена разрывать самые дорогие свои связи и отношения.
Она оставила Устинову короткое письмо, в котором, не объясняя причин, сообщала, что непредвиденные и очень важные обстоятельства вынуждают ее, без позволения отца, уехать месяца на три, и умоляла устроить дело как-нибудь так, чтобы отец не очень
сокрушался и беспокоился
о ней, так как ей не предстоит ровно никакой опасности, и проч.
— Нет, я не сумасшедшая, а я знаю,
о чем я
сокрушаюсь. Я
сокрушаюсь о том, что вас много, что во всяком поганом городишке дома одного не осталось, куда бы такой короткобрюхий сверчок, вроде тебя, с рацеями не бегал, да не чирикал бы из-за печки с малыми детями! — напирала майорша на Филетера Ивановича, встав со своего ложа. — Ну, куда ты собрался! — и майорша сама подала мужу его фуражку, которую майор нетерпеливо вырвал из ее рук и ушел, громко хлопнув дверью.
Она не может уступить ему, не хочет, чтобы он выказал себя перед той «хлыстовской богородицей», — она давно так зовет Калерию, — жуликом, вором, приносил ей такое же «скитское покаяние»,
о каком теперь
сокрушается ее мать, Матрена Ниловна.
Бабушка внутренне
сокрушалась, что ее Тася возьмет да и скажет иногда словечко, какого в ее время девушке немыслимо было выговорить вслух… Или вот такую поговорку
о тараканах… Но как тут быть? Кто ее воспитывал? И учили-то с грехом пополам… Слава Богу, головка-то у ней светлая… А что ее ждет? Куда идти, когда все рухнет?
— Ты что это
о нем так
сокрушаешься… Родной он тебе, што ли… — говорил он ей при свиданиях в прилегающей к барскому двору роще, куда в тенистую прохладу приходили они, один со свободными, а другая с подневольными чувствами.
Моя мать, умирая,
сокрушалась лишь
о том, что я буду нищая…
Вместо того, чтобы
сокрушаться духом и, смирясь, начать плакать
о своих грехах у раки святого Иакова Боровского, Кирилл, стоя на самом краю разверзтой пропасти, решился вступить в отчаянную борьбу с осудившими его московскими духовными властями и отбиться от «подневольного пострижения» в чин ангельский.
— Помолчите, Целестин! Что вам за охота все
сокрушаться о подлостях! У Гонората, наверно, есть очень занимательная история, а ваши газеты, по правде сказать, очень скучны.